Продолжение эксклюзивного интервью политолога Сергея Александровича Караганова общественно-политическому журналу “Национальный контроль”. Первая часть – по ссылке. Во второй части Сергея Караганов объясняет, почему русский дух будет важным фактором в построение нового мирового порядка, а также о экзенциональном значении Сибири для России, о российском кинематографе и будущих взаимоотношений с Центральной Азией и странами Залива.
Беседовал главный редактор “Нацконтроля” Мокей Русинов.

– Когда вы говорили о том, что мы впитываем другие цивилизации, другие, меньшие по смыслам ойкумены, мне сразу вспомнилась Екатерина. Ярчайший пример – когда присоединяли Крым, первейший указ Екатерины был о том, чтобы сохранить мечети, сохранить веру, даже не соваться туда, и мы не суемся до сих пор. Согласно вашей новой статье «Век войн», хочется спросить, а какой век для нас – не войн. Россия – воющая страна, страна воинов, которая в войнах растет. Причем даже не территориально, а ментально, духовно, понимая в каждой войне что-то новое про себя.

– Ну, история России – это история воин. Конечно, главный наш герой – это воин, вообще Россия – страна-воин, просто нужно посмотреть на географию, как можно было создать и удержать страну, территория которой практически не была ограничена никакими явными географическими препятствиями в виде мощных рек или горных цепей. Да, мы воевали. Но сейчас совершенно другой, гораздо более опасный век-воин.

Сейчас начинается мировое землетрясение. Главной, но не единственной причиной, которого является то, что мы разрушили как раз фундамент под западным господством. Сейчас поднимаются новые континенты, будут возникать постоянные трения, мы сейчас уже видим, что это будет происходить. Поэтому я просто говорю о том, что сейчас наступил действительно век войн. И уже по всему миру. Мы должны просто это осознать и, может быть, понять, что это дает нам некоторое конкурентное преимущество. Но тогда мы должны вспомнить и понять, что мы страна–воин.

– Хочется спросить про территорию, которая помнит свое предназначение и, как раз, была рождена в век войн XVIII, когда Екатерина основала Севастополь. Сейчас Севастополь, как всегда, на передовой, сбивает ракеты, которые летят в его сторону, но люди не разъезжаются. Институты работают, предприятия работают и так далее. Хочется спросить вас как геополитика, что ждать крымчанам и севастопольцам от возможной агонии фашистского украинского режима?

– Речь не идет только и не столько об агонии Киевского режима, речь идет о том, что Запад пытается развернуть ход истории вспять. Это гораздо более глубокая история, чем просто война на Украине. Ну, наших украинских бывших братьев, а может быть и в будущем братьев, просто используют как дешевое пушечное мясо. У меня сердце разрывается, хотя я понимаю, что обманутый народ, озлобленный народ, но там люди ведь гибнут сотнями тысяч. Они стали жертвой, частично из-за того, что большая часть территории Украины не была культурно достаточной. Мы сейчас не будем говорить об этом. Горько упрекать территорию, людей, которые гибнут. Мы сражаемся не с Украиной, мы сражаемся с Западом. Поэтому тактика, оперативно-тактическая операция, которая должна будет происходить, я думаю, будет идти по следующему сценарию.

Первое. Мы должны помнить, что нынешняя война, ну понятно, операция, СВО, является войной Запада против России.

Второе. Нынешняя война является войной или инструментом восстановления российского народа – общество превращается в народ.

Третье. Мы с помощью этой войны, военной операции, зачищаем западничество и западников, можно назвать их, конечно, и пятой колонной, но это уж больно неприятное клише.

Четвертое. Мы в 90-е годы создали огромный слой компрадорской элиты. Компрадоры – это португальский термин, которым они в XVI-XVII веках называли торговцев, которые обслуживали португальских колонизаторов. У нас их был огромный сумасшедший слой. На Украине этот слой является 90% в элите. Мы защищаем себя сейчас и очищаем себя.

Что касается военных действий, вы знаете, что мы должны, конечно, решительно эффективно воевать, стараясь по возможности добиться максимальных побед на Земле. Но параллельно, естественно, мы должны пустить в ход активное ядерное сдерживание. Я об этом много пишу.

– Настолько много, Сергей Александрович, что говорят об этом все.

– То, что я пишу, – это верхушка айсберга того, что я думаю и о чем я пишу в других местах. Но это проблема не только победы России в столкновении с Западом. Сейчас из-за того, что весь мир пришел в движение, а при этом старый предохранитель – страх перед ядерным оружием – больше не работает, мы должны каким-то образом вставить в международную систему обратно этот ядерный предохранитель. Поэтому активизация ядерного сдерживания, повторяю, не дай Бог, я не хотел бы, чтобы мы совершили грех, даже грех во имя самых лучших целей, и нанесли ядерные удары по нескольким сторонам Европы.

Но это может оказаться и нашим величайшим моральным долгом, потому что мы должны остановить скольжение к мировой войне, которая идет по нарастающей, с вылечивающейся скоростью, благодаря целому ряду структурных факторов, о которых я пишу в более научных статьях, чем наша с вами приятная беседа.

– Можно короткий вопрос? Эти две-три европейские страны какими могут быть?

– Ну, мне задавали такие вопросы. Я не военный планировщик. Но если Запад продолжит посылать украинцев на убой и воевать против России, то совершенно очевидно, что мы должны угрожать нанести и достаточно достоверно, по крайней мере, по трем странам – это Польша, Германия и, наверное, Румыния, потому что оттуда идут огромные потоки.

Может быть, это восстановит даже историческую справедливость. Румыны воевали на юге и крушили Крым, поляки – гиены Европы. Ну, а немцы, которые забыли о своем страшном грехе перед человечеством, это страна, которая взяла на себя две мировые войны, должны быть осведомлены о том, что мы не забыли. Надеюсь, что до этого не дойдет. Повторяю, нанесение ядерного удара, а ядерное оружие – это оружие Бога, это грех и тяжкая ответственность. Поэтому я надеюсь и почти уверен, что до этого не дойдет. Но для того, чтобы до этого не дошло, мы должны уверить наших противников и весь остальной мир, что мы готовы.

– Вы заговорили про румын, а я заговорил про Севастополь. Здание, на которое в 1944-м году во время освобождения города с Сапун-горы поставили первый алый флаг, было зданием румынской комендатуры. Оттуда разбегались они как тараканы. Отсюда вопрос. Владимир Владимирович однажды назвал Севастополь патриотической столицей, севастопольцам очень это понравилось. Хотя, по моему мнению, есть еще Сталинград, есть еще Ленинград, теперь есть Белгород, Донецк и так далее. Как вы считаете, справедливо это или нет третий город федерального значения назвать патриотической столицей?

– Да. Ну, во-первых, не только потому, что история такая. У нас есть города, которые не меньше страдали и не меньше сражались. Но благодаря одному чуду, тому, что в Севастополе сражался, по-моему, поручик, потом капитан граф Толстой, Севастополь стал с абсолютно первых дней детства чем-то абсолютно внутренним для каждого русского.

Поэтому, даже на Курской Дуге, где, наверное, происходили гораздо более страшные и более решительные сражения, там не было Толстого.

– Принимается! Сейчас в обществе не прекращаясь, идет дискуссия, идет большой спор патриотического большинства и интеллектуального меньшинства о нарративах искусства – кино, телевидения, театра. Мне интересно кино, как вы понимаете. Вы к кино близки, вы выросли в семье кинокритика, человека, который возглавлял союз кинематографистов практически 20 лет. С позиции национальных интересов что должно транслировать кино – низы жизни или возвышенность исключений?

– Конечно, возвышенность исключений. Особенно сейчас. Но мне кажется, сейчас это начинается, появилось хорошее кино, появляется его все больше и больше, не только идеологически хорошее, правильное, с моей точки зрения, но эстетически. И мы помним, что произошло в годы Великой Отечественной войны, когда произошел гигантский взрыв культуры, в том числе кино, но еще в большей степени тогда кино было дорогим, и не так много фильмов выпускалось. Но сейчас мне кажется, в кино возвращается мощная, духовная и патриотическая струя. Я уже видел несколько фильмов, говорят еще появились два или три.

В принципе, нужно просто понять, что социальная наука, особенно массовое искусство, не может быть наднациональным, оно только национальное.

– Я очень хотел спросить ваше мнение по поводу нашей пробы пера в кино – фильма «Тачка цвета крови. Время перемен /притча/». Вы его посмотрели. Два вопроса. Что вы думаете о фильме и стоит ли развивать региональные кино?

– Безусловно, вопрос технологический. Мне фильм понравился, знаете, что я его поддерживаю и буду поддерживать. Здесь надо просто смотреть на эффективность: сколько денег затрачено, какая аудитория охвачена. Я когда-то, когда собирался заниматься кинематографом, я занимался в том числе экономикой кинематографа. Я хотел стать кинематографистом, в принципе, но не стал им, хотел стать режиссером, потому что, мне казалось, что режиссер, человек, который созидает реальность. Я вынужден был не пойти по этому пути, потому что отец занимал одну из ведущих позиций в киноиндустрии, и поэтому я пошел в другую область и стал создавать реальность в политике, экономике и духе. Но кино, искусство создает реальность и создает человека.

Главное сейчас в нашей стране и в мире понять, что не бывало, может быть бывало, но почти не бывало в последние многие десятилетия влияния духа. Обычно жизнь человека и жизнь общества разделяется очень грубо на три направления: экономика, военная сила и сила духа. Сейчас экономика будет уходить на второй план, хотя нам нужна сильная экономика, но на первый план будет выходить сила духа и военная сила. И сейчас, конечно, кино, в широком смысле этого слова, будет играть гораздо более важную роль, чем оно играло в последние экономические десятилетия.

– Эти экономические десятилетия вернули нашей стране потребность в поиске своего места в мире. В вашем крайнем интервью с писателем из Тобольска, которое мы с удовольствием прочли, вы назвали Сибирь местом, где Россия стала империей. Я знаю, у вас есть большой проект, которым вы давно занимаетесь, – по созданию новой столицы и переносе части функции Москвы туда. Можно в двух словах рассказать нашим зрителям?

– Лет 20 назад я просто понял, что будущее России на Востоке. Мы тогда затеяли с молодыми коллегами основание Восточного поворота. Что-то из него получилось. Но далеко не всё. Но сейчас, особенно после уже предсказывавшегося небывало резкого обострения отношений с Западом, нам совершенно понятно, что не только нам необходимо, но выгодно, но неизбежно, и чем раньше эта неизбежность наступит, переносить центр нашего духовного, политического и экономического развития на Восток. Это не означает чисто в Сибирь. Это и, конечно же, и Урал, и Сибирь. Тем более, что из своих для многочисленных исследований я вывел, что самые лучшие русские по человеческому капиталу живут в Сибири.

Там фантастические возможности, там фантастические просторы. Ну а возвращаясь к своим исследованиям и размышлениям, я достаточно рано понял, что Россия стала великой страной только тогда, когда вслед за Ермаком и по велению Ивана, или даже без его грозного повеления, и при царе Алексее Михайловиче, потом при Петре, мы пошли на Восток, получив вот это абсолютно новое ощущение себя в этом огромном пространстве. Никто до сих пор мне не может объяснить, как за 55-60 лет можно было дойти от Урала до Камчатки. Это абсолютно воля Божья! Но это сформировало нас, как нацию. И сейчас настало время просто понять, что, идя в Сибирь или идя на Восток, мы возвращаемся домой.

Я очень долгие годы боролся идеологически с теми, кто говорил, что наша колыбель – это Киев. Колыбель – не Киев. Колыбель – Сибирь. И там фантастические возможности для людей.

Я долгие годы предлагал, уже 20 лет почти, основать новую столицу на Дальнем Востоке. Писал, что если новый Петр был жив – это был призыв к Владимиру Владимировичу Путину – он его услышал, а может быть, и нет, он бы основал столицу где-нибудь в районе Охотска или Находки. Но теперь я уже, углубив всю эту тему, понял, что это должно быть в центре Сибири. И там, кстати говоря, благодаря, в том числе и климатическим изменениям, жизнь становится гораздо более комфортной, и точно более вольной. И там, повторяю, человек чувствует себя по-другому. Он чувствует и вызов, и возможности.

– Мой следующий вопрос о Сибири, о Восточной ее части, про город Тюмень. Там услышали призыв Владимира Владимировича о том, что нужно сходить с нефтегазовой иглы. Вспомнили о том, что на территории Тюменской области находится 2 миллиарда тонн торфа, который может помочь дружественным странам сделать их землю плодородной, и тем самым победить проблему мирового голода и выстроить продовольственную безопасность. Этот проект геополитически реален?

– Вы знаете, сейчас у меня большая группа молодых людей заряжена на изучение дополнительных возможностей развития Сибири. Когда-то, когда мы начинали первый Сибирский поворот, 16-17 лет тому назад мы выяснили, что там огромные конкурентные преимущества, в первую очередь, из-за гигантских водных ресурсов.

Сейчас там появляются дополнительные возможности, в том числе изобилия уже плодородных земель, на самом деле, которые не использованы в огромной мере. Развитие Сибирского сельского хозяйства, в том числе, на современной основе, может накормить значительную часть Азии. Между прочим, может накормить вододефицитные регионы Центральной Азии, наших соседей, которые страдают и будут страдать от вододефицита, там ситуация в этом смысле почти что не разрешима. Там огромные возможности.

Но Сибирь – это не только огромные сельскохозяйственные и минеральные ресурсы. Мы еще даже не поскребли по поверхности. Там же еще огромные залежи редкоземельных металлов в нескольких местах, которые могут изменить довольно существенным образом экономическую картину мира. Там до сих пор недоиспользованы водные ресурсы. Я в прошлом году прошел две недели по Енисею. Это сказка, это мощь!

Но и главное – там очень сильный народ. Поэтому нужно звать сибиряков в Москву, и как можно больше россиян делать сибиряками, но не способом гулага, а способом привлечения их в замечательные города Сибири, которые, кстати говоря, по мощи культуры уже не уступают центральным русским городам. Слушайте, что такое Красноярск! Как великолепен Новосибирск! То, что академия наук должна быть в Новосибирске, мне абсолютно очевидно. Ну, а у меня, естественно, есть маленькая мечта, что все-таки новую столицу можно сделать либо где-то в районе Красноярска, либо в Минусинской котловине. Там великолепные места для жизни.

– Мы коснулись того, что Россия может решить продовольственные проблемы Центральной Азии. Насколько я знаю, вы сейчас работаете с Узбекистаном, консультируете лидера, пишите об этой земле. Вы назвали Узбекистан цивилизацией, подавленной историей. Во-первых, хочется понять, что вы имеете в виду. И второй вопрос – какова перспектива российско-узбекского сотрудничества?

– Знаете, я довольно давно, уже лет 15, по-моему, непрофессионально занимался историей Центральной Азии. И вдруг понял, что вот этот регион, центром которого является нынешний Узбекистан, он, естественно, был совершенно другим, это была и часть Ирана, нынешней Туркмении, нынешнего Таджикистана. И являлся тогда, допустим, с VII по условно XIII век, одним из центров мировой цивилизации.

Просто вот так. Гораздо более развитым, кстати говоря, судя по всему, чем, например, Европа. В прочем, более развитым центром мировой цивилизации тогда являлся Китай.

Но в силу не до конца исследованных причин – войны, изменения климата, – эта цивилизация оказалась оттеснена и подавлена на очень долгие годы, но она оставила мощнейшие корни. И то, что мы видим сейчас, как раз в Узбекистане, это оживление на основе вот этих корней мощнейшей цивилизации, которая станет через 15-20 лет одной из важнейших цивилизаций мира. Если посмотреть на те важнейшие цивилизации, которые будут, я надеюсь, если мы избежим, всемирной катастрофы, определять будущее человечества, одна из них будет центрально-азиатской. Естественно, это не только Узбекистан, но и соседние страны. Но Узбекистан как лидер. И сейчас то, что мне очень нравится в Узбекистане, это то что они начали на основе этих корней оживлять великое свое наследие. И очень здорово, если мы, русские, сможем помочь новому возрождению Узбекистана, поскольку объективно это дружественная нам страна и важная для нашего развития цивилизации. Тем более, что за времена 180 лет нашего похода против англичан, когда русские цари зачем-то заехали туда, до конца это объяснить невозможно, мы в значительной степени слились, русский язык стал одним из главных языков, мы очень много впитали из той культурой. Но и все-таки, напоминаю нам всем, что когда Ермак пришел в Сибирь, он нашел там бухарцев.

– То есть интеграция уже была тогда?

– Уже тогда началась интеграция. Насколько я понимаю, вражды не было, была некоторая конкуренция, но в Сибири настолько много пространств, что в общем, необходимости не было. Но даже тогда мы уже начали сближаться. И сейчас у нас появилась огромная возможность, тем более что Узбекистану сам Бог велел в условиях нынешнего геостратегического положения быть ближе к России, а нам – опираться на Узбекистан.

– Ну и опять же, в новейшей истории мы помним 1991 год, как мы помогли Узбекистану сохранить государственность, потому что наши военные базы не дали разгуляться радикалам, позже наши военные помогли в узбеко-таджикской истории, 15-я бригада специального назначения, которая потом и Таджикистан спасла. Да и согласно исследованию ЮНИСЕФ, 52% узбекской молодежи углубленно изучают русский язык и свое будущее связывают с Россией. Это же дорогого стоит! Это не Украина, Грузия, не Киргизия и так далее.

– Давайте исходить еще из другого, не только из этих взаимных дружественных чувств. На территории бывшей Российской империи существует очень мало стран, регионов, имеющих действительно глубокую корневую историю. Первое, конечно, это Россия. Украина такой корневой истории не имеет. Там была Киевская Русь, но потом она была сметена и разметена волнами нашествий. И мы сейчас видим, что оказалось, что на Украине нету государствообразующего класса. Вообще. Практически что-то похожее есть в Таджикистане, в Туркмении. Даже в Армении, которая является первой христианской страной на территории бывшего Советского Союза, вообще, может быть, первой христианской страной в мире, нет такой глубокой истории и памяти государственности. Поэтому Узбекистан может стать одним из главных центров притяжения на территории бывшей Российской империи. Естественно, дружественен России. В противном случае, учитывая все географические и геополитические обстоятельства, нашим Узбекским друзьям будет трудно выжить. Ну и нам без них тоже будет плохо.